Аннотация
У книги Владимира Сергеевича Варшавского (1906–1978) — особое место в истории литературы русского зарубежья. У нее нет статуса классической, как у книг зубров русской эмиграции — Самопознания Бердяева или Бывшего и несбывшегося Степуна. Не обладает она и литературным блеском (а подчас и литературной злостью) Курсива Берберовой или Полей Елисейских Яновского, оба мемуариста — сверстники Варшавского. Однако об этой книге слышали практически все, ее название стало невольным названием тех, к числу кого принадлежал и сам Варшавский, — молодежи первой волны русской эмиграции. Можно сказать, что из всей книги Варшавского самым востребованным и оказалось ее название. Саму книгу — по крайней мере, в современной России — как-то проглядели (вне сообщества филологов и историков; отметим здесь, в частности, работы Владимира Хазана о Варшавском), хотя она и была переиздана репринтным способом в 1992 году.
Попытка Варшавского не только определить место в истории своего поколения, но и извлечь без наивного дидактизма из судьбы этого поколения урок — небесспорна и не исчерпывающа. Однако для современного российского читателя она не может не представлять интереса. Поиски поколением своего места в истории обычно превращаются у нас в разоблачения. В России говорят о правоте и неправоте поколений, стараясь оправдать собственный опыт.
В книге Владимира Варшавского Незамеченное поколение рассказывается, в частности, о том, как примерно в это же время молодежь русского происхождения формировала во Франции фашистскую партию. Чем же так привлекала к себе молодежь фашистская идеология?
В любом политическом движении, созданном эмигрантскими сыновьями, мы находим в том или ином сочетании идеи нового средневековья, евразийства и национал-максимализма, — пишет В. Варшавский. — Но, конечно, еще сильнее влиял дух времени — могучее притяжение фашистской революции. Как когда-то социализм увлекал их отцов, фашизм увлекал потерянные поколения европейских молодых людей обещанием возможности принять участие в огромном и творческом деле политического и социального преображения .
Книга Варшавского — это во многом пример того, как трагический опыт своего поколения учит стремлению к созиданию. Опыт рассуждения Варшавского — антитеза публицистическому анафемствованию, с его опасной (хоть и примитивной) игрой красными словцами . В известном смысле книга Варшавского — антитеза памфлетам Ивана Ильина, которые в нынешней России иной раз все еще воспринимаются как заветы русской эмиграции . Как отмечает О.А. Коростелев, переработанный вариант гораздо ближе к проповеди, чем к историческому исследованию . Однако это обстоятельство ни в коей мере не умаляет ценности книги. В известном смысле книгу Варшавского можно увидеть как попытку эмигрантского Былого и дум ; недостатки и слабые места книги едва ли должны заслонить это обстоятельство.